Когда вернёшься в дом в погонах,
то чужой покажется тебе младенчества обитель:
какой-то весь не тот, как в джемпере, покрой,
как в почерке, нажим, наклон…

Пурга лютует. В снег вбивает нас.
Оглохнув и ослепнув, без дороги,
едва бредем, не зная – в этот раз
дотащат ли к баракам наши ноги…

Нужна ли кому-нибудь повесть
О ветром развеянных днях?
Евразии каменный пояс
Со свистом прорезал наш поезд

Свет коптилки*. Слепо ходят спицы.
«Посижу. А ты, сыночек, спи».
Мама вяжет фронту рукавицы,
Вяжет фронту тёплые носки.

Мечтатель, фантазер, лентяй, завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
Вертящихся пропеллерами сабель.

Текут часы, вползает холод в дом.
В нём остывают вещи, стены, двери.
Во что и утром верилось с трудом,
К исходу дня уже никто не верит.

Удар! И взмыла сталь.
Другой!.. И небо – в клочья!..
Забарабанил злобно черный град.
Смешались близь и даль.

За разруху войну не простила.
И того не простила себе,
Что неюная глупая сила
Наследила в предсмертной судьбе.

Она носила, словно латы,
Обороняя Ленинград,
Простую стеганку из ваты –
Привычный времени наряд.

Не заставший былую войну,
Поплотнее укутаюсь в книги
И с надеждой взгляну на страну,
На её пробуксовки и сдвиги.

Он первым вернулся из бойни,
Обрубленный чёрным огнём.
Отчаянный сумрак запойный
Безжалостно выстудил дом.

Что прожил – не достойно сожаленья,
Как водопад, что орошает дол.
Я, может, завтра должен пасть в сраженье,
Но только гордо – камнем – как орел!

Жил на Арбате Юрка-граф,
Он по анкетным данным
Одной из многих строгих граф
Причислен был к дворянам.

Строгими солдатскими рядами
Дни прошли, мелькнули, словно тень.
Я скажу вам честно, между нами,
Не могу забыть я этот день.

В разгаре день, а будто полночь.
Как сажей, крашены снега.
Пурга, ты что ж – врагу на помощь?
Нас не собьешь с пути, пурга!