Хромоногий, старый, масти чалой,
Весь седой от гривы и до ног,
Мы его в бригаде называли
Необидной кличкою Конёк.

Ржавевшей гаубицей, что ли,
срывало гребни старых крыш,
чтоб этажи и антресоли
попсой взрывали нашу тишь...

Видно, время пришло вспоминать
Напролёт все бессонные ночи
От невзгод поседевшую мать
И мелодию «Синий платочек»*.

Февраль. И от огня мокрым-мокро.
Война гремит на Мгинском направлении.
Согласно сводкам Совинформбюро,
Идут бои здесь местного значения.

Я не знала тогда, что отец – ветеран,
Воевал в Сталинграде, дошёл до Берлина,
Что в душе носит боль затянувшихся ран…
Было мне от рождения три с половиной.

Мой батя умер в октябре,
Когда в Крыму тепло и сухо,
Когда по крыше глухо-глухо
Стучали груши на заре.

Ни складов, ни домов, ни бань…
Взрываются под бомбами вагоны.
Но мы стоим. Мы держим Котлубань
Измотанным в атаках батальоном.

Кто мне скажет, что такое это –
Пройденные годы за плечом?
Человек рождается для света,
Чтобы стать сияющим лучом!

Романтики, мы увлеченно жили,
К полетам в небо так тянуло нас.
Но солнце тучи черные закрыли,
И нашу юность опалил фугас.

Мужчинам плакать не пристало,
Когда уходят воевать.
Она на цыпочки привстала,
Чтобы его поцеловать.

Я читаю отцовские письма.
Сорок пятого года они.
Как иссохшие блёклые листья,
Как сметённые временем дни.

Мать моя плачет, хоть фильмы – пусты,
нету в них правды, крикливы герои,
в новых шинелях с одною дырою,
в новых фуражках ползут сквозь кусты.

На морозе стынут танки
В тишине лесных дорог.
Из одной глухой землянки
Вьётся медленный дымок.

Была война, но мы пришли живыми,
Чтоб новой жизни сеять семена.
Во имя павших и живых во имя:
Фронтовики,
наденьте ордена!

Курит женщина в тамбуре,
Не стесняясь, при всех,
А в вагоне, как в таборе,
Разговоры и смех.