Наверно, родина – она творится с детства,
По крохам собирается в пути.
Её не получают, как наследство, –
Ты должен сам её себе найти.

Стол повернули к свету. Я лежал
Вниз головой, как мясо на весах,
Душа моя на нитке колотилась,
И видел я себя со стороны:

Час пришел. Загрохотала
Рыком яростного льва,
Ощетинилась и встала,
В вихре жаркого металла
В битву ринулась Нева…

Белоголовому мальчишке
В глухом берёзовом краю
Узнать пришлось лишь понаслышке
Про славу прежнюю твою.

Необъятный простор мне отцом заповедан!
На девятом листке не горит календарь.
Вся Европа сжимается в слове «Победа»,
Как шагренева кожа, в дрожащую тварь.

– Здравствуй, сын мой… Сыночек мой, здравствуй… –
Отвечал он чуть слышно ей: – Здравствуй…
– И зачем ты лежишь здесь, мой ясный?
– Мама, я здесь лежу не напрасно…

Логика ножа –
Это деление.
Он всё делит на два.
Логика клея...

Мой трамвай,
С довоенной ещё остановкой,
С подвесными ремнями,
сигнальной верёвкой...

Пора трагических вещей,
народной боли
миновала…
Мы у детей не ищем вшей

Твой отец дошёл до Берлина,
но вернуться домой не смог.
И остался в воронке от мины
пропылённый кирзовый сапог.

Кому не драла рот сухая ложка?..
С добром и лаской был и я в разлуке;
И чтоб не плакал я, свою гармошку
Мне подарил гвардеец однорукий.

Салют. Гулянье. День Победы.
Орденоносный старичок,
Заметив, как мы оба седы,
Сказал: «Держись, фронтовичок!»

Я – Память.
Мне время подвластно.
От самого светлого дня
до самого тёмного часа
я – Память...

Мы с ним вели железную игру,
С немецким снайпером.
И жизнь была в ней ставкой.
Затеянная гитлеровской ставкой

Струится лугами Воронка
разнеженно, гладко.
Красою – подросток-девчонка,
душою – солдатка.