Что было там, под Киевом,
под Киевом,
под Киевом,
в июле сорок первого,
на выжженных полях?

А все случилось очень просто...
Открылась дверь, и мне навстречу
Девчурка маленького роста,
Девчурка, остренькие плечи!

Мой отчий край…
Ольшаник над рекой,
Знакомых птиц
ликующие гнёзда...

У нас был примус.
Бывало, только вспомнишь – он шумит.
Там
мама возится с кастрюлями

Кричал отчаянно: – Не тронь! –
Не только лишь от боли. –
Как я потом возьму гармонь –
Одной рукою, что ли?

Туман плывёт над спящею рекою,
баюкая ленивую волну.
Рассвет неслышно подойдёт к окну,
не нарушая этого покоя.

Давно закончилась жестокая война,
И заросли полынью горькой раны,
Всё меньше остаётся ветеранов,
И вместо лиц – всё чаще имена.

…После схватки долгой и упорной
мы в село Минаево вошли.
Где же дом высокий и просторный?
Всё фашисты начисто сожгли.

Когда она пришла в наш город,
Мы растерялись. Столько ждать,
Ловить душою каждый шорох
И этих залпов не узнать.

В наш коридор из всех квартир
Радушные выходят двери.
Живёт напротив командир
И радостным словам – не верит.

Летела пуля тридцать лет.
Настигнут я – пробито сердце.
И надо мной чернеет свет…
От памяти куда мне деться!

Гудели стёртые культи,
И от прогона до прогона
У полки жёсткого вагона
На двух протезах сапоги...

Спелым ветром налилась калина,
Ягода остыла на весу.
Мать, в дорогу провожая сына,
От него не прятала слезу.

Пробивался на запад, назад
Сорок первого года солдат.
Через рощи с пропавшей листвой,
Через реки с оглохшей плотвой

Сын ушел на фронт – как в воду канул.
Миновало много трудных лет.
Бережет старушка в чемодане
Выцветший от времени пакет.