Небеса и землю на ходу
Прожигая, шел огонь на запад.
Тишина настала, как в аду,
Темнота… Золы и гари запах…

И тридцать лет после этой гибели
Я работаю, спорю. Люблю. Живу.
И ныне, губами шепча бесплотными,
Глядит на меня мой убитый двойник

Свет коптилки*. Слепо ходят спицы.
«Посижу. А ты, сыночек, спи».
Мама вяжет фронту рукавицы,
Вяжет фронту тёплые носки.

На ходу мы на танки лезли,
Хоть умри от страха, а лезь.
Так лечили нас от болезни
Под названием «танкобоязнь».

Был он пасынком тыла,
И его, как смогла,
Не родня приютила –
Станция Юшала*.

Вспоминая дьявола и Бога,
Кое-как молитву бормоча,
Женщины ругали домового
И его пугались по ночам.

Приходит почта. И конверты эти,
Что шлешь ты мне из дальней стороны,
Дороже и милей всего на свете,
Они тобой, любимая, полны.

Когда на поле боя тишина,
Не рвутся мины и не свищут пули,
Когда в траншеях воины уснули
И чуткий сон их сторожит луна,

Ещё вчера была война.
Ещё вчера смерть лютовала,
А нынче зыбкая волна
Баркас качает у причала.

Конец войне – и горю бы конец!
Грустить и плакать вроде бы негоже.
Вернулся у товарища отец –
Порадуйся с товарищами тоже!

Чуть горит зари полоска узкая,
Золотая, тихая струя…
Ой ты, мать-земля родная, русская,
Дорогая Родина моя.

Сколько ждёт нас бед и испытаний...
Не идя на дружественный зов,
Рушит наши памятники Таллин,
Оскверняет прах фронтовиков.

Мужчины были на войне, –
Вели с врагами бой,
А каждый мальчик здесь, в тылу,
Трудился как большой.

Страна в сраженьях напрягала нервы
За общую судьбу и за мою…
А я, мальчишка в страшном сорок первом,
Блаженствовал в саратовском раю.

В учениях и на парадах
Себя показать я не мог –
Своё отлежал я в засадах,
В снегах у опасных дорог.