Их четверо за столиком одним:
Стрелковый полк остался боевым,
Солдатский праздник отмечает он...
Так что же плачет третий батальон?

Мужа на фронте убили.
Пятеро малых детей.
Их прокормить – не осилить.
Даром пятьсот трудодней.

Отступаем опять. Дым горячий и черный.
Городок полыхает, городок под огнем.
Очень хочется пить. Забежали в просторный,
По-добротному срубленный дом.

Они и нынче, уйдя, живут –
Люди легенд.
И годы венки им скорбные вьют
Из траурных лент.

Ещё вчера была война.
Ещё вчера смерть лютовала,
А нынче зыбкая волна
Баркас качает у причала.

В двадцатых годах в Коломне
Служил рядовой Чернышёв.
Он свято присягу помнил,
По многим фронтам прошёл.

В испуге сонного ребёнка
Услышал я свой детский крик.
И в чёрной вражеской воронке
Представил вновь себя в тот миг.

Уходит в небо с песней полк
От повара до командира.
Уходит полк, наряжен в шелк,
Покинув зимние квартиры.

Мальчишки военных лет...
Суровый, холодный рассвет,
Прозрачная бледность щёк
И скудный, голодный паёк.

Мне говорили: «У отца была
Рука всегда уверенной и чуткой…»
Дай бог и мне знать тайны ремесла
Живой природы, девственной и хрупкой!

Не клялись, не говорили
Зажигательных речей.
Постояли. Покурили
Возле памятных ключей.

Перестанут поджигать ракеты
Растревоженного неба синь,
И тогда на Украине где-то
У меня, возможно, будет сын.

Ломая вражеские доты,
Не дав опомниться врагу,
Мы вышли к Сожу всею ротой –
В дубовый лес на берегу.

Мы ушли на заре, словно тени косые,
Под землей наши руки с корнями сплелись.
И не слышим мы – дождь ли идет по России
Или дымом сугробы в полях завились.

Я хожу не в пальто – в шинели.
Не по жизни иду – по войне.
Боль заживших давно ранений
И теперь меня мучит во сне.