Наши пушки вновь заговорили,
Пробил час. Мы выступили в бой!
Мерно лаг отсчитывает мили,
Чайки вьются низко над водой.

Никто не забыл в батальоне
Стремительный марш на Хобей…
Китаец застыл в поклоне
У нищенской фанзы своей.

Где осталась от кипрея ржавая стена,
Там лежит, костьми белея, батькина страна.
Рыбоеды, чаеглоты, где-то за войной
Вы остались, патриоты, все в земле родной.

Как звонок этот зимний воздух,
Как много в нем тепла,
Когда в зеленоватых звездах
Береговая мгла,

Отступаем опять. Дым горячий и черный.
Городок полыхает, городок под огнем.
Очень хочется пить. Забежали в просторный,
По-добротному срубленный дом.

На войну в сапогах уходил.
А вернулся – не надо сапог:
В сорок третьем под танк угодил,
Душу вызволил, ноги – не смог…

Люди ушли. А город остался.
Мертвым, закованным в камень пространством,
телом, лишенным души.

Мне в это поверить непросто,
Но падали, падали ниц
Отчаянно и краснозвёздно
Ребята у дальних границ.

Былые забудутся беды,
и грохот снарядов, и пламя,
когда над нами Победа
взмахнет молодыми крылами.

Портянки сохнут над трубой,
Вся в инее стена…
И, к печке прислонясь спиной,
Спит стоя старшина.

Мечтатель, фантазер, лентяй, завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
Вертящихся пропеллерами сабель.

…А прошёл только год, лишь один.
Только дверь распахнуло бедою –
Смолкло детство за далью глухою.
Вот задену ту ветвь головою,
Что обрушится снегом седин.

У конторы ходили кони.
Майский ветер в тайге бродил.
Председатель на подоконник
Ящик – радио – взгромоздил.

Помнишь, Валька, задавались:
Дескать, в люди выбились?
Молодыми расставались,
Стариками свиделись.

Еще клюква не доцвела,
Не заткала сады паутина,
И девичья песня плыла –
Доносилась с ячменного клина.