«Г А В А Р И Т* МОСКВА…»
Пурга лютует. В снег вбивает нас.
Оглохнув и ослепнув, без дороги,
едва бредем, не зная – в этот раз
дотащат ли к баракам наши ноги…
Мороз свиреп. В снегах искристых, вязких
берёзы тонут – кроны лишь видны.
От плена снежного мы их по-братски
освободим… И прежде чем по самой первой жахнуть,
вольны, помедлив, с тихой грустью ахнуть:
– Ну до чего ж прекрасны и стройны!
И высоки!.. И звон-ча-ты!.. А ветер
жжёт лица, кровь и душу леденит.
И никуда не спрятаться, не деться…
Но память о стране босого детства
и здесь нам светит,
в души светит и глядит
и греет, как, бывало, у груди
нас наши мамы грели… И дружнее
взлетают топоры. И стон окрест…
Стране сегодня – что всего важнее! –
нужны от нас для фронта позарез
надёжные ружейные приклады,
и потому выносливый и ладный,
и звончатый мы вырубаем лес.
И вместе с ним – безмолвным и безлистным –
безмолвно застывают на снегу
и те из нас, кого свалил недуг.
Но падают берёзы в снег искристый,
и каждая из них как будто выстрел,
наш выстрел по заклятому врагу…