День угасал, неторопливый, серый,
Дорога шла неведомо куда, –
И вдруг, под елкой, столбик из фанеры –
Простая деревянная звезда.

Белой ночью, в разгаре весны
человек возвращался с войны…
Вот поросшие мхом сосняки,
деревенька у самой реки...

Вечернее солнце, устав,
катилось к черте горизонта,
и мчался стремительно к фронту
окутанный дымом состав.

Кружится тихий снег.
Жарко горит село.
Небо, как в страшном сне,
Пламенем обнесло.

Осколки и пули, промчавшие даже,
Нацелены, кажется, только в меня…
Но кто-то останется, кто-то расскажет,
Дойдя до победного ясного дня

Мы шли через грохочущий металл,
Наш ратный путь лежал в огне и дыме.
Ах, сколько я траншей перекопал
Солдатскими руками молодыми!..

В поле послевоенном,
Где не высохла кровь,
Над лебедой и тленом
Хлебом запахло вновь.

Касок было так много,
Что даже их не замечали:
По деревне разбросаны – всюду,
Ржавели насквозь.

– Привезли листовое железо.
– Кто привёз? – Да какой-то мужик.
– Кто такой? – А спроси живореза.
– Сколько хочет? – Да бабу на штык.

Подымаю чашу пира! Все да видят дружбу нашу!
Как стоим мы друг за друга, как спаяла нас отвага.
Бросьте взор, бойцы, на чашу, бросьте взор на эту чашу –
В ней не влага пеной плещет, но геройская присяга!

В полутёмных домах сорок первого года,
Будто в погребе, холодно и страшновато.
Догорает свеча. Ледяная погода.
Лица спящих детей, словно серая вата.

Да, мы странные люди
Другой, необычной среды…
Сочтены наши дни,
Тают годы, как тают мгновенья.

Брезжит свет. За стол усажен парень.
Хлеба нет. Зима. Сорок второй.
Кипяток в казанчике заварен
Вишенья пахучею корой.

О, этот невозвратный миг,
Когда и плакали, и пели,
Когда с улыбкой фронтовик
Нёс малыша, прижав к шинели!

Блестит булыжник лиловатый –
Идёт дорога в облака.
И водокачка, как граната,
Стоит у края городка.