…Земля горит, земля взывает к мести!
Народный гнев и страшен, и суров.
Отныне мы считаем честью
Сплошное истребление врагов!

Копаем, валит с ног усталость –
И зависть горькая во мне:
Везёт кому-то на войне –
Земля хорошая досталась.

Всю жизнь перед глазами, как живой,
Увиденный впервой солдат убитый.
Кругом движенье, гул, моторов вой,
А он у дома – всеми позабытый…

Кто вы?
– Репатриированные вдовы.
Так едко я хотел съязвить о них,
но

Высота врезалась в рощу клином
И жила под ветром, на дожде,
С маленьким гнездом перепелиным,
С желторотым птенчиком в гнезде.

Сорок третий. Ноябрьская ночь под Курском.
Над воронками стылый туман курится.
Немцы слышат шорох в окопе русском,
Наши слышат шёпот в траншее фрица.

Во тьме казалось: город пуст;
Из громких рупоров – ни слова,
Но неустанно бился пульс,
Знакомый, мерный, вечно новый.

Пестрота восточного базара,
Треск и шум – сплошная колготня!
Предложила Зура или Зара
Скакуна – татарского коня.

Опять я, гонимый судьбою,
Сижу у чужого огня.
Царапает кошка обои
И робко глядит на меня.

Метель деревья рослые сломила,
Сугробы злые под ноги легли…
Великая нужна поэту сила,
Чтоб описать всю боль моей земли!

На тихую юность, залитую светом,
Спускается сумрак военного дня…
Так группа десанта, сносимая ветром,
Спускается в море чужого огня.

Жил мальчик в трёхконцовой деревушке,
Гонял ворон на выгоне и пнях.
И из отколотой отцовской кружки
Пивал он правду о прошедших днях.

Вздохнув, рванулся паровоз,
И тронулся состав,
На запад сердце понеслось
От городских застав.

Раздался треск, как будто раскололи
Стальной орех, – посыпалась лузга.
И – в первый миг – ни страха и ни боли,
Лишь подломилась в голени нога.

Когда на пути повстречаешь
Ты прежнее поле боя,
По подписи сразу узнаешь
Могилу солдата-героя.