Как жили в землянках, как рыли окопы,
Как били фашистов с тобой,
Как часто сражались за счастье Европы
На нашей земле дорогой;

Да, мы странные люди
Другой, необычной среды…
Сочтены наши дни,
Тают годы, как тают мгновенья.

Мужики не вернулись с войны,
А таких мужиков – полстраны.
И в деревне теперь что ни год,
То разор, а то недород.

В болоте за Ржевом валяется каска.
Её облепила зелёная ряска,
И свастики крест не видать из-за вмятин,
Пробоин и бурых подтёков и пятен.

Затихает огонь
В небольшом костерке.
В алых бликах
Тихи и светлы наши лица...

Наши армии на запад в жажде мести мчатся в бой,
И орудия салюта громыхают над Москвой.
Вы встаете предо мною в свете праздничных ракет –
Павшие во имя славы – вы, друзья прошедших лет.

Я замечаю, как мы с каждым днем
Расходуем скупее силы наши.
Здороваясь, мы даже не кивнем,
Прощаясь, мы рукою не помашем…

Влетает лунный диск в кленовую аллею,
набросив на горсад серебряную сеть.
И надобно суметь отвлечься (что ж, сумею)
от суеты мирской и в бездну посмотреть...

Эта станция – как солдатка,
что с войны не дождалась солдата.
На платформе старуха-бурятка
провожает сына, как мужа когда-то
с этой станции проводила.

Я помню, началось то лето
Не фиолетовой грозой –
Всё небо сразу пред рассветом
Заполыхало надо мной...

Экскаватор черпал горстью
Глину, гильзы, каски. Кости,
Корни вымершей травы…
Мы стояли на отвале...

Мы рыли рвы – хотелось пить.
Бомбили нас – хотелось жить.
Не говорилось громких слов.
Был дот на каждом из углов.

Когда они в последний раз поперли,
И мы в ножи пошли, осатанев,
Бой догорел, но где-то в самом горле
Безмолвным криком клокотал во мне.

...Пошлёт меня мама за хлебом,
Когда наношу я воды.
И вот зашагаю под небом,
Что выжило после беды.

Победа, я твой погодок,
Победа, я тёзка твой!
Но есть я и в своде сводок –
Фамилией родовой!