В то апрельское утро на дороге австрийской
В сорок пятом, расплатном, году
Я сказал, что победа, наверное, близко,
Ты ответил, помедлив: «А я не дойду».
Нас в августе к службе призвали.
Винтовка, шинель, вещмешок.
Прощальную грусть на вокзале
Развеивал рыжий Витёк.
Неделю гремели колеса,
Был домом телячий вагон.
Но вот у речного откоса
Под утро застыл эшелон.
Сказал командир батальона:
«Сражаться за каждую пядь…
Прорвавшихся танков колонна…
Приказано насмерть стоять!»
Под звуки «Прощанья славянки»
Исполнить свой воинский долг
С колес под немецкие танки
Пошел необстрелянный полк.
Мы рыли окопы и щели,
На всех не хватало лопат.
А танки уже загудели.
Скомандовал: «К б-о-о-ю!» – комбат.
Все ближе драконы, все ближе.
Все громче озлобленный рев.
И будто кто шепчет: «Беги же!»
И страха в душе – до краев.
Рвануло – за бруствером яма.
Витёк заелозил в песке.
И с воплем отчаянья: «Мама!»,
Пригнувшись, метнулся к реке.
Еще кто-то кинулся следом.
А танк – над окопом навис.
Гранаты мы с левым соседом
Швырнули, хоть руки тряслись.
Тяжелым был бой. Половина
Народа осталась в полку.
Но вражья стальная лавина
Хлестнуть не смогла за реку.
Когда схоронили убитых
И выгремел скорбный салют,
Построиться всем у ракиты
Поротно команду дают.
Витька привели под конвоем.
Тяжка ты, расплатная кладь!
За трусость, за бегство из боя –
Приказ – как бичом: «Расстрелять!»
Стоял он сконфуженно, сиро
Босыми ногами в пыли,
Не веря словам командира…
А три автоматчика шли.
Дрожат автоматные тени,
Сверкает на солнце металл.
Слегка подогнувши колени,
Сломался Витёк и упал.
Полковник не ведал сомненья:
Полк должен осилить грозу.
А наш командир отделенья
Смахнул потихоньку слезу.
Мы там же Витька закопали,
Могилу сровняли с землей.
А матери в Омск написали,
Что пал за Отчизну – герой.