Ночным паровозным криком
Разбужена тишина.
Качает вагон на стыках,
Плывёт за окном луна.

Как будто голос он сперва проверил,
Тихонько звякнул – и опять молчок.
И вздрогнул человек.
И не поверил.

Его прислали в роту с пополненьем.
И он, безусый, щуплый паренёк,
разглядывал с наивным удивленьем
такой простой и страшный «передок».

Бой откатился и совсем утих.
И тишина тревожная нависла.
Нас в отделенье – четверо живых.
И молча рядом мы стоим над Вислой.

Для париков расчёсываем паклю,
Из ваты наспех делаем снежок…
Ты помнишь наши шумные спектакли,
Наш дружный драматический кружок?

Далекий сорок первый год.
Жара печет до исступленья.
Мы от границы на восход
Топтали версты отступленья.

Повезло нам сегодня с ночлегом –
Печка топится, лампа горит.
И подсолнух, засыпанный снегом,
Вдалеке на пригорке стоит.

Где они, военные дороги?
Отвечаем – пройдены в былом.
Громогласно подводя итоги,
Сели и пируем за столом.

Вы не бросали друзей не зарытыми,
Не оставляли патроны врагам
И сталинским словом газеты забитые
Стыдливо мотали к промёрзшим ногам.

Деревня в лесу. Как поют петухи!
Белёсо дымятся отлоги низин.
И филин, рыдая, читает стихи
Под шёпот берёз и под шелест осин…

Три года сердце у меня болит,
По пенсионной книжке – инвалид;
Дух замирает, будто я над бездной,
А говорили: «Человек железный!»

На край земли за тридевять земель
От синей Ладоги, из голубой Кобоны*
Он шел, сменяя в третий раз шинель
На полушубок, смертью продубленный.

Из чащи ветер западный несет
Пылающие вороха листвы
И стебли опаленные травы
Несет на гребни фронтовых высот,

Дождливой ночью на глухом лугу
В потёмках мы заканчивали мётку.
Отужинавши с мамой всухомятку,
Заночевали мы в своём стогу.

Чугунным мостом над кипучей рекой
Шагает с вокзала сержант молодой.
Омытые ливнями буйной весны
Иркутские дали чудесно видны.