Её зовут Фаина Таусон.
Перед войной – в Одессе проживала.
Я помню, как она в сорок шестом
Мужской пиджак на рынке продавала.

Прогнали немца.
И в родной сторонке
Нам кучно били в сердце похоронки.
Мать ночью слёзы давкие глотала,
А днём одежду детскую латала.

Был пленный немец тощ и жалок.
«Капут, – он бормотал, – капут!»
Я протянул ему в подарок
Кисет солдатский табаку.

Я рад за наше поколенье!
Пусть и дойти не каждый смог,
Но враг поставлен на колени,
Как битвы праведный итог.

Мы шли через грохочущий металл,
Наш ратный путь лежал в огне и дыме.
Ах, сколько я траншей перекопал
Солдатскими руками молодыми!..

Каждый по-своему
утверждает себя.
Один расписывается на храме:
«Здесь был Вася»...

Эта девушка папы не знает –
Он ушёл добровольцем на фронт…
Громко-громко каблук выбивает
Под гитару шальную дробь.

Идя за дело правое на бой,
Дышу с народом волею одною,
И если жизнь народная – прибой,
Я постараюсь быть его волною.

Хоронят Неизвестного солдата.
Он шёл в строю, атаковал когда-то.
Он цену знал и холоду, и ветру
И пал на сорок первом километре.

На юг, на юг стремятся птицы.
Шурша опавшею листвой,
Шагают с песней пехотинцы
По каменистой мостовой.

Всю ночь огонь не унимался,
Плыл над деревней дым густой…
А тихим утром я собрался
В ту деревеньку за водой.

Город невель… Великие Луки…
Срок немалый и путь непрямой…
Наконец, после тяжкой разлуки
Возвратились солдаты домой.

Я лермонтовский возраст одолел,
И пушкинского возраста предел
Оставил позади, и вот владею
Тем возрастом, в котором мой отец...

Светлее самых светлых в мире дней
Вставал тот день, осыпав струпья свастики,
И на ресницах солнечных лучей
Земля дрожала, как слезинка счастья.

Над миром шальная вьюга
Не может кипеть всегда –
И солнце расправит брови,
И небо придет в себя.