Пехотинцы кричали, стреляли и пели,
Батарейцы – в туманную роздымь глядели.
Минометчики – каски под ноги бросали,
Автоматчики – кущи огнем причесали…

Вот фронтовая песня отзвучала.
Ещё в душе мелодию храня,
Я попрошу сыграть её сначала,
И баянист послушает меня.

По всей планете нашей та встреча прогремела.
Оркестр московский сводный сыграл отбой войне.
От Спасской башни маршал к нам выехал на белом,
Другой скакал навстречу на вороном коне.

Живые сами знают, как им жить.
Живые сами помнят, что им помнить.
Я говорю сегодня как покойник,
Из гроба вставший, чтобы говорить.

Ах, эта молодость моя,
Короче летней ночи…
Мне б трели слушать соловья,
А мать: «Прощай, сыночек!»

Могильщик не стар и не молод,
для бодрости чуточку пьян.
А ну-ка попробуйте в холод
лопатой стучать по камням.

Такие – однако – нам выпали судьбы –
Что – скуден наш добрый язык –
И немощны скрипки-литавры и трубы –
Чтоб Истины образ возник...

Была деревня. Нет деревни.
Нет ни кола и ни двора…
Здесь только старые деревья
Встречают нынче вечера…

Я приемлю это запустенье,
Прошлого вдыхая горький чад:
В два обхвата стены Маннергейма,
Чахлою испятнаны сиренью

Нет, не победы, а беды
и полуголодный паёк
помнили тихие деды,
которых понять я не мог.

Вернули Сергиев Посад и Киров,
А всё же Сталинград убрали зря.
У каждого из нас свои могилы.
Великая история своя.

…Опять, озябнув у калитки,
Стоишь ты в шали продувной,
Как будто ждёшь ещё открытки
Со штампом почты полевой…

Я костыли себе готовлю сам,
В бору березку постройнее выбрав…
А здорово досталось бы лесам,
Когда б в боях нас столько не погибло

Война… Отечество… атака…
Рывок последний на врага…
И осени густая слякоть,
И подмосковные снега...

Ой, голубка белокрылая,
За реку, за речку Сож,
Улетаешь в поле с милым ты
И меня с собой зовешь.