Здесь птичьих песен переливы,
Стоят берёзы у межи…
Тебе же слышатся те взрывы –
Друг окровавленный лежит.

Мы казённый табак курили,
С потолка блиндажа текло.
Мы о женщинах говорили
По-солдатски – тоскливо, зло.

Стежок, стежок, снуёт игла,
Вращается катушка.
Печурка не даёт тепла,
Два на два комнатушка.

И откуда он взялся, не знаю.
Видел я его в чайной не раз.
Он туда заходил не за чаем,
Заходил в предобеденный час.

Иногда едва волочишь ноги,
Пересохнет в горле – мочи нет.
Хоть бы женщину увидеть на дороге
С ведрами, плеснула бы на след.

Чёлочка косая, сужены глаза.
Промахнуться девочке ни за что нельзя.
Снайпериха Галя жжёт прищуром лес,
Снайпера-фашиста ловит в чёрный крест.

Повезло человеку всё же:
Всю войну под обстрелом прожил.
А ведь мог бы в начале самом
К тем, какие не имут сраму.

Весна. Струится теплый ветер
И гонит клочья туч седых.
Живым огнем моравский вечер
Горит на листьях молодых.

Войну позабыл. Словно не был
На этой войне никогда,
И не открывалось мне небо
Господним порогом суда.

Когда стихает Минское шоссе
И звёздный мост раскинется над крышами,
Ступая осторожно по росе,
Босая Зоя выйдет из Петрищева.

Руки старой солдатки не прячьте, Мария Михеевна!
Не стесняйтесь того, что они некрасивы на вид.
Эти руки в войну боронили, пахали и сеяли,
Потому теперь каждая жилка ночами гудит.

Мы потому не носим ордена,
Что это дело вовсе не простое,
Что нас и так преследует война
И первый бой нам не дает покоя.

Здесь война свирепо лютовала,
И курган ходил весь ходуном;
Не было на нем песчинки малой,
Не исполосованной огнем.

Разрывы грузно взвизгнули с обидой.
За танком танк в степи гремит, пыля.
Начался бой… Храни нас и не выдай,
Родная опаленная земля!

На каждой улице, в каждом доме:
«Севастополь», «Каунас», «Киев», «Житомир».
Земля немало видала злодеев,
Злодеям привычно сидеть за кустом.