Все на белом свете разъезжаться стало...
Все на белом свете разъезжаться стало.
Поднялись и едут. Встали и идут.
Пастухи уводят золотое стадо,
Потому что надо воевать и тут.
Принесли к врачу солдата только что из боя,
Но уже в груди не бьется сердце молодое.
В нем застрял стальной осколок – обожженный, грубый,
И глаза бойца мутнеют, и синеют губы.
Врач разрезал гимнастерку, разорвал рубашку
Врач увидел злую рану – сердце нараспашку!
Сердце скользкое, живое, сине-кровяное,
А ему мешает биться острие стальное…
Вынул врач живое сердце из груди солдатской,
И глаза устлали слезы от печали братской.
Это было невозможно, было безнадежно…
Врач держать его старался бесконечно нежно,
Вынул он стальной осколок нежною рукою
И зашил иглою рану тонкою такою…
И в ответ на нежность эту под рукой забилось,
Заходило в ребрах сердце, оказало милость.
Посвежели губы брата, очи пояснели,
И задвигались живые руки на шинели.
Но когда товарищ лекарь кончил это дело,
У него глаза закрылись, сердце онемело.
И врача не оказалось рядом, по соседству,
Чтоб вернуть сердцебиенье и второму сердцу.
И когда рассказ об этом я услышал позже,
И мое в груди забилось от великой дрожи.
Понял я, что нет на свете выше, чем такое,
Чем держать другое сердце нежною рукою.
И пускай мое от боли сердце разорвется –
Это в жизни, это в песне творчеством зовется.