Любуюсь я цветком в углу платка,
Что вышит незнакомыми руками
И прислан мне на фронт издалека,
Как знак того, что нежность тыла – с нами.

Ветер пылью шумит по кустам,
леденеют сожжённые сёла…
И разносится: «Все по местам!» –
капитанское хриплое соло.

Руку друга буду пожимать –
Сверстника культя в шрамах…
Палата «минёров» из всех палат
Одна марганцовкой и порохом пахнет.

Уходим в ночь, еще не зная,
Что, может, завтра поутру,
Снег потемневший приминая,
Не все вернемся мы к костру.

Закон снабженческий свиреп,
старшины действовали зорко.
По норме были соль и хлеб,
портянки, сахар и махорка.

Снова сена хорошие копны
Зашумели, поехали на ветвях.
Мужики у стогов загорелые, потные.
Силачи, побывавшие в страшных боях.

В тени Кызбуруна раздолье досугу, –
На праздник веселый собрался народ.
Шутливые речи звучат, и по кругу
С хмельною махсымою** чаша идет.

Порою радость связана с печалью.
Вот письма, вот стихи и юный Блок…
А вот значок с облупленной эмалью
и надпись: «Ворошиловский стрелок».

Есть тихие селения в России,
Привычные, невзрачные на вид.
Вдоль улиц дети бегают босые.
И что-то там, на большаке, пылит.

Я написал стихи о Ленинграде
(как написал, о том судить не мне).
Читаю их на крохотной эстраде
в сибирской нашей вьюжной стороне.

Твердил я сербского склады,
Учил я сербский стих.
Как сербские слова тверды,
Как мало гласных в них.

Но кто там зарёванный, кто там?
И в сердце навек запеклось,
Что многим моим одногодкам
Дождаться отцов не пришлось.

Невский, Невский… Кони Клодта…
Знаменитый город мой.
Я сейчас бы шла с работы,
Возвращалась бы домой.

Как часто снятся по ночам
Бойцы с тяжелою судьбой,
Приходят будто невзначай
Поговорить опять со мной.

Когда вокруг был сущий ад,
Когда выносливость решала,
В траншею к нам пришел комбат
И приказал: «Назад – ни шагу!»