Дивилися мы, удивлялись и фрицы:
Такое бывает иль в сказках, иль снится
На сене душистом.
На юг из-под леса – точь-в-точь от погони

Неужто жил я в сорок первом?
Неужто выжил на войне?
Она и ныне бьёт по нервам
И отзывается во мне.

Всё реже бываем печальными,
Как будто былое прошло.
А как на перронах кричали мы,
Когда нас бедой обожгло!

Здравствуй, старый товарищ!
Что нам вспомнить теперь?
Гарь военных пожарищ?
Горечь трудных потерь?

Вчера взломали оборону,
И след нейтральной полосы
Остался скопищем воронок
Блестеть от утренней росы.

Спит сын,
ручонки разметав, –
споткнулся он, касатик, вроде,
до той черты не добежав...

Я – друг негнущихся людей: в душе моей
И месть, и ярость с каждым днем горят сильней.
Я жив – и ты не одинок среди людей, –
Не проливай же горьких слез, мой друг, не гнись!

Память военного детства
Всё отбивает такт…
Баржа… Куда же ей деться?..
Бомбы… И ал закат…

Никто не говорил: «Устал»,
Хоть тяжким потом обливался.
И каждый шаг нам дорог стал,
Что позади у нас остался.

Нет, я не защищала Сталинград,
Я только слушала его дыханье.
Зима сорок второго. Я – солдат.
Начальник связи мне дает заданье

Играют мальчики в войну.
Передний край, КП*, снаряды.
Ползёт мальчишка вдоль ограды…
Играют мальчики в войну.

Как соберутся мужики
На нашем дворике на лавке.
Моргнут. Прищёлкнут в кадыки.
Пойдут по-тихому к палатке.

Я родилась шестого мая,
А через три дождливых дня
Отец на праздник нёс меня,
К груди легонько прижимая.

Весна сорок пятого. Детство.
С протезом на вялой ноге
Приплёлся с войны налегке
Кузьмич, что живёт по соседству.

Растеряли сверчки в потаённых углах
Вековые свои неизменные ритмы…
И во сне я в отцовских бегу сапогах,
И опять я в кругу нескончаемой битвы.