Ранним утром под Москвой,
На дороге фронтовой
Повстречались два солдата –
Дети матери одной.

Россия, отходим! Ещё не темно,
Ещё и снаряды не рвутся.
Нам горькое право сегодня дано
На пройденный путь оглянуться.

Вы, погоны,
Вы зелёны,
Беспросветные мои.
А над вами, над зелёными,

Первый гром сорок пятого года
Прогремел под раскаты салюта;
Возвещала природа как будто
О великой Победе народа!

Стояли насмерть русские бойцы
В сплошном огне и без воды во фляге,
А ветер разносил во все концы
Предсмертный крик и крик «ура!» в атаке.

Той деревни за Красновидовом*
было горя как следует выдано:
не вернулся никто с войны.
И Ефремовы, и Королёвы...

Ни пехотинец, ни танкист в броне –
Никто не застрахован на войне!
Глупец сказал: «Боится пуля смелого...»
А был ли он когда-нибудь в огне?!

Мы познакомились пятнадцать лет назад.
На вид он всё такой же – не стареет.
По-прежнему лучист и молод взгляд,
По-прежнему усов мой друг не бреет.

Шла старуха по проселку
В гости не спеша,
А над нею без умолку
Чибис вопрошал

Когда меня везли из-под Анапы…
Панамка белая – надел на лысину
Сыну говорили: он вернётся
Царапина такая на колене...

Взорвался фейерверк над школой
Июньской ночью выпускной,
А прадед вздрогнул, вспомнил «Фойер!»*,
И душу обожгло войной.

Письмо в три угла, в два крыла, в две страницы,
Как только что с облака белая птица
В ладони к солдату, – и кажется, он
Вот в эту минуту – дома.

С тихой грустью туристов встречая,
Анна дочери ищет след,
почитай, сорок с лишним лет,
сладко внуков во сне качая…

Где та река,
По которой отец мой уехал на обласе*
В послевоенный голодный год**,
Когда весь рыбный улов...

Уже чадят и затухают
Руины в липком зное дня,
И лица мёртвых отдыхают
От грома, треска и огня.