Забыть ли мне, как под Смоленском
Артиллеристы наши впрямь
Вцепились в землю. И – ни с места! –
Хотя и немец был упрям.

Как будто голос он сперва проверил,
Тихонько звякнул – и опять молчок.
И вздрогнул человек.
И не поверил.

Во дворе возле старой котельной –
Два бойца сорок пятой отдельной:
У бойца симпатичного Тони
Лишь по звёздочке есть на погоне...

В кацавейке, в линялых штанишках,
На носу конопушки видны…
Помни, маленький, ты не из нищих,
Ты из лучшей на свете страны...

Пришла печальная и строгая.
Не день, не два ее сюда
Везли железною дорогою
На Крайний Север поезда.

Оставил бурный паводок в садах
На верхних ветках мусор и солому,
Как будто своему разгулу злому
Предельный уровень отметила вода.

Ты помнишь всё:
И как настырно к нему
Рвалась она, весенняя трава!
И то, как мать за полбуханки хлеба...

Прошлое болит и беспокоит…
Сорок первый горемычный год.
Что ни месяц – то в селе покойник,
А в полгода – двадцать пять сирот.

Теперь у меня вместо имени-отчества
Номер и ОСТ* на груди – почет.
Входит в каморку мою одиночество –
Руку на плечи кладет.

По большаку, в тяжёлых клубах пыли,
Шли торопливо к западу войска.
Мы у бойцов, что в речке воду пили,
Тихонько попросили табака.

Воскресить бы в памяти те числа,
Когда было слишком жарко нам,
Побывать бы мне на древней Висле*,
Обойти Сандомирский плацдарм**.

На тесном котласском базаре
Меха гоняет гармонист.
Душевно, в чувственном угаре,
Играет уличный артист.

Майскими короткими ночами,
Отгремев, закончились бои,
Где же вы теперь, друзья-однополчане,
Боевые спутники мои?

Демаркационная линия – там, где Брест и Бельск,
Еще продолжала границей быть мирной.
Разведен на железной дороге рельс.
Но на Брест и Бельск смотрит ствол мортирный.

Мы видели смерть. И запомнили мы:
Глаза у нее – не мышиные норы,
Но вспышками молний разили из тьмы
И мрак рассекали вокруг ее взоры.