Когда не вернулись солдаты с войны,
охотничьи их собаки ушли из деревни
и скрылись во мраке.
Тоскою глаза их полны
по юным хозяевам, павшим в атаке.

Враг сыпал с неба бомбы градом,
Горел разъезд среди берез,
И, развороченный снарядом,
Шипел бессильно паровоз.

Мама, я еще вернусь с войны,
Мы, родная, встретимся с тобою.
Я прижмусь средь мирной тишины,
Как дитя, к щеке твоей щекою.

Майскими короткими ночами,
Отгремев, закончились бои,
Где же вы теперь, друзья-однополчане,
Боевые спутники мои?

Кричат и вьются коршуны над взгорьем,
Над ельником, над зеленью ветвей,
Кричат и вьются, предвещая горе
Задумавшейся матери моей…

Мы щавель за домом рвём.
День стоит ненастный.
Рассекает тучи гром
Плетью ярко-красной.

Сухарь солдатский, жесткий, словно кость,
Сон на снегу. Так начиналась зрелость.
Нам в первый год бы умереть пришлось,
Когда бы жить до боли не хотелось.

Я знать не знал в далеком том году,
Когда вокруг лежало все в руинах,
Что вскоре вновь я в этот край приду
И, с ним сроднившись, в жизни не покину.

Венчал салют победную весну.
А победителей ждала анкета.
И с горечью писал я: «Был в плену…»
Не мог, не смел я умолчать про это.

О, этот бой с утра! Какой по счету –
Седьмой, двадцатый ли, сороковой?
Огонь настильный* жал к земле пехоту,
И ты дышал горелою травой.

Война грохотала, катилась,
И вот он – решающий бой!
Второе дыханье открылось
У наших солдат под Москвой.

Тогда нам было не до игр.
Отцы – на подступах к Берлину.
А за селом, врастая в глину,
Ещё торчал подбитый «тигр».

…Мне было три года. В любую погоду
на фронте летал он в леса.
Апрель Приамурья. Мне ровно три года,
И праздничный день у отца.

Земли потрескавшейся корка.
Война. Далекие года…
Мой друг мне крикнул:
«Есть махорка?» А я ему: «Иди сюда!..»

Не пришлось мне свидеться с дедом,
фотокарточка ни при чём.
Он ушёл в сорок пятом,
победном...