Чу! Труба поет, –
Встал я сразу в строй,
Чтоб обрушиться
На врага грозой.

Расквартированный на лето,
Где ели сшиблись в тесноте,
Полк поднимался до рассвета,
А спать ложился в темноте.

Среди пословиц есть одна,
Увы, признанья не имеет:
Когда вокруг гремит война,
То музы будто бы немеют…

Вот и отобрана ты у меня!..
Неопытен в древней науке,
Я бой проиграл, пораженье кляня,
Долгой и трудной разлуке.

Земля, пропитанная кровью.
Здесь каждый метр в сраженьи взят...
Седой Кронштадт! К нему с любовью
Все люди устремляют взгляд.

В поле послевоенном,
Где не высохла кровь,
Над лебедой и тленом
Хлебом запахло вновь.

Нет, бомбами не будет мир убит.
Не сжечь огнем Москву – мой вечный город.
Здесь каждый переулок кровно дорог,
Здесь каждый камень нам принадлежит.

Звезда казалась точкой огневой.
Сегодня в штабе был разбор учений.
И комполка, взглянув на мир ночной,
уснул тотчас и спал без сновидений.

Как знак отхлынувшей беды –
А я с бедой знаком –
В музее хлеб из лебеды
Чернеет за стеклом.

Война, война! Нет памяти больней.
Давно траншеи стянуты рубцами.
Но до сих пор стихи кричат о ней,
Кострами смерти пытанные сами.

«…А я кормила партизан.
Они хитро́ стучали: в крышу.
(Иначе, выхватив наган,
Придёт немчина, всё услышит.)...

Май суров. Рассветы холодны.
День Победы. Снег же – только тает.
Я забыл, как было в дни войны, –
Люди о печальном забывают.

В церквушке старого села
По убиенным
Звонят, звонят колокола
По незабвенным.

Родные отцовские сени
Кровавую помнят войну.
И быть им в плену у сирени –
Не то что в фашистском плену.

Широкие лиманы, зеленые каштаны,
Качается шаланда на рейде голубом…
В красавице Одессе мальчишка голоштанный
С ребячьих лет считался заправским моряком.