Жаль мне тех, кто умирает дома,
Счастье тем, кто умирает в поле,
Припадая к ветру молодому
Головой, закинутой от боли.

В полях, в пыли дорог,
У лесной купели
Умирали, кто как мог,
В земляной постели…

Ни седоков,
Ни окриков погони –
Видений бег?
Сквозь лунный хуторок...

У Владимирки на госпитальном погосте,
Где шоссе от машинного гула дрожит,
И куда, что ни год, прихожу я, как в гости,
Под плитою могильною воин лежит.

Чайник вскипячённый.
Хлебушка негусто.
Был он очень чёрный.
Был он очень вкусный.

В военной суете вокзала
Проезжий люд сновал, жуя.
Прощаясь, мама мне сказала:
«Тебя уж не увижу я».

Возвратился солдат на одной ноге,
На одной ноге да в одном сапоге.
Возвратился солдат в родные края.
Только скорбь вокруг, только крик воронья.

В Рыбацком по берегу девочка шла
Тропой, что к Неве протянулась.
А рядом, в волнах, бескозырка плыла,
И девочка ей улыбнулась.

Птицы вьют надо мною круги,
Возвращаясь из дальних краёв.
Мой братишка, ты мать береги,
Дорога ей сыновья любовь.

Я песни пел,
Осколки собирая,
В орлянку меж тревогами играл.
А если неожиданный налёт...

Отбить у немцев маленький квартал –
Таков приказ. Он ясен был и краток.
Но легче было б перегрызть металл,
Чем сделать под огнём шагов десяток.

Надгробие передо мной:
Цветы в росе, звезда горит на камне.
Здесь неизвестный погребен герой,
Родившийся на Волге или Каме.

Всю жизнь гореть и не сгорать,
А смерть придет – не умирать,
В грядущее шагать! –
Так говорил товарищ мой

Любуюсь я цветком в углу платка,
Что вышит незнакомыми руками
И прислан мне на фронт издалека,
Как знак того, что нежность тыла – с нами.