Как будто я снова из дома навек ухожу.
Стою в ожидании первого поезда.
И цепь из свинцовых кусочков – к ножу
В карман убегает от пояса.

Три взрыва – указано в штабе, –
три взрыва – ночная тревога.
Чуть слышимый голос команд,
храп коней и бряцанье лопат.

В вышине караваны
Улетающих птиц.
Как доволен я вами,
Стаи звонких синиц!

Ещё не переплавились в слова
Броня, свинец и лёгкий алюминий,
Кровь воинов, солдатский пот трава
И монумент, что высится в долине.

Пожар крылом широким машет,
Над лесом полночь глубока,
И, как дивизия на марше,
Над батареей облака.

Мы рядом шли, когда металл
Прижал к земле всю роту снова.
– За мной! – он крикнул. И упал
На высоту в огне багровом.

Да что там орден, что медали –
Уже устали получать!
Награду высшую нам дали:
Рассветы майские встречать.

Сожгли деревянные срубы
В глухой деревеньке лесной,
Печные не рухнули трубы,
Округа глядит сиротой.

Мама, мама,
когда мы будем дома?
Когда мы увидим
наш дорогой плебейский двор

Ой, вы милые равнины,
С нивами, садами.
Васильки во ржи высокой,
Вербы над прудами.

Я родился под пение вьюги
В предвоенной хантыйской семье,
И всё время мохнатые руки
Древних кедров тянулись ко мне.

Вот здесь в июне, на рассвете,
В дни наступленья в том году
Шли в бой шелтозёрские дети,
Чтоб отвести от нас беду.

Кричат и вьются коршуны над взгорьем,
Над ельником, над зеленью ветвей,
Кричат и вьются, предвещая горе
Задумавшейся матери моей…

Нева… Горбатый мостик… Летний сад…
Знакомая чугунная ограда…
Стоят бойцы. Теперь они хранят
Червонную сокровищницу сада.

Хороним друга. мокрый снег. Грязища.
Полуторка ползет на тормозах.
Никак правофланговый не отыщет
Песчинку в затуманенных глазах.