Апрель тревожил нас недаром.
Ужель пришел конец пути?
Берлин, охваченный пожаром,
Сутулит кирхи впереди.

Дымилась роща под горою,
И вместе с ней горел закат.
Нас оставалось только трое
Из восемнадцати ребят.

Михаилу Дудину
Приду я сюда на рассвете,
чтоб горестный голос утих.
Под бруствером – мой

Стремительно рвётся в простор с пьедестала
Торпедного катера стройное тело.
Как будто промчавшихся лет не бывало
И снова по курсу горячее дело!

Над прошлым нашим ложь витает,
На свет и правду тень легла...
Но письма прадеда читает
С волненьем Катя Маршалá.

Мою судьбу топтали сапогами,
Меня сжигали в Копище дотла.
Но над моими мёртвыми врагами
Весной трава, ликуя, проросла.

К трёхлетнему, вошла неброско
Мне в жизнь победная весна:
Козою серой с кличкой Розка
Явилась нам во двор она.

Есть в памяти моей такая дата:
За то, что голод приказал украсть,
Избили в кровь безногого солдата
И бросили к забору в грязь.

Под чёрным плотным покрывалом
В бессильном гневе и мольбе
Оно стонало и рыдало –
И было мне не по себе.

Судьбу благодарить не буду –
Благодарю народ родной
За то, что знаю жизни чудо,
Не опалённое войной.

Ужасен миг, когда встает
Над кромкой черного болота
С земли своей, когда идет,
Простясь с землей, твоя пехота.

Женщина погибшего на фронте
Спит у железнодорожных касс.
Вы её, пожалуйста, не троньте.
Пусть она не беспокоит вас.

Взволнована важной причиной,
Старушка сюда забрела.
Простой полушубок овчинный
Она в партбюро принесла.

Пыльный паслён у обочины.
Пахнет палёной травой.
Школьная дверь заколочена
свежей сосновой доской.

Говорил он когда-то дивчине,
Углядев её в светлом окне:
– Ты красивой была при лучине,
А при солнце прекрасней вдвойне.