Нынче парк, где когда-то кирпичный завод
исходил сладковатым дымком похоронным.
Слышу голос, как будто бы кто-то зовёт:
– Помяни нас… –
Вокруг лишь скворцы да вороны.

Здесь, в русском поле, средь лесов забытом,
Хранящем горечь бедственных годин,
Вмерзаю в эхо отгремевшей битвы,
Не зная войн, доживший до седин.

Беды били, беды мяли.
И на каждом этаже
Есть следы былой печали.
Но осадка нет в душе.

Вспорхнула листва, полегла трава,
Дороги кипят от пыли.
Земля задрожала, едва жива,
И вихри вокруг завыли;

И у тебя есть главная минута –
Когда вдруг высота берётся круто…
И у тебя есть главная строка,
Которая пока – не на века…

Туманную завесу расстеля,
С Карпатских гор прихлынула прохлада.
Но стонет обожжённая земля,
Обвалами грохочет канонада.

Собирали колоски,
Набирались силушки.
Руки детские легки,
Словно птицы крылышки.

– Почему у тебя ордена?
– Потому что была война.
– Почему у тебя седина?
– Всё она, дорогая, она.

Говорят: «До чего похож,
И улыбка, как у Андрея».
Это так всё. И всё же, всё ж
Жизнь пустой копировки мудрее.

Я был один в растерзанном гнездовье…
Там, проклиная первые бои,
Над выжженными гнёздами по-вдовьи
Заламывали крылья соловьи.

Спит сын,
ручонки разметав, –
споткнулся он, касатик, вроде,
до той черты не добежав...

Снаряд был яростен и слеп,
С клеймом чужой державы
В земле, распаханной под хлеб,
Лежит осколок ржавый.

Дома помнят – останешься жив.
Невеселое утешенье.
Вот, над нами чуть покружив,
«Мессершмит» пошел на сниженье.

Сейчас это даже красиво:
Скалы, прибой, маяк…
А мы наступали с пролива
В промозглый ревущий мрак.

Пришел солдат домой с войны,
Глядит: в печи огонь горит,
Стол чистой скатертью накрыт,
Чрез край квашни текут блины