Мы свалились под крайними хатами –
Малолетки, с пушком над губой,
Нас колхозные бабы расхватывали
И кормили как на убой

Если я на поле ратном,
Испустив предсмертный стон,
Упаду в огне закатном
Вражьей пулею сражён,

Я, осетин, под той горою
Рожден, где выше туч поля,
Но стала родиной второю
И мне смоленская земля.

В осоке примятой
У кручи Оскола
Я поднял снаряда
Нелёгкий осколок.

Идти устали маленькие ноги,
Но он послушно продолжает путь.
Еще вчера хотелось близ дороги
Ему в ромашках полевых уснуть.

Майор привез мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.

Ночь. В землянке темно.
Тишину на дворе
Нарушает смертельная вьюга.
Мы распили вино

Не погиб под Москвой он под градом огня навесного,
В Ленинграде голодном дистрофию и голод он выстоял,
В Сталинграде горящем остался нетронутым снова
И по Курской дуге невредимым прошел через выстрелы.

Едва война сменилась миром
И стала тишь, куда с добром,
Вдруг, неподвластный канонирам,
Из тучки выкатился гром.

Не раз, не второй и не сотый
От крепости немец отбит.
Уже как пчелиные соты
Все стены, а крепость – стоит.

У двух пропавших сыновей
Могилы даже нет своей.
Могилу третьего нашли,
И то от Родины вдали.

Летела пуля тридцать лет.
Настигнут я – пробито сердце.
И надо мной чернеет свет…
От памяти куда мне деться!

На фронте мы не думали о нервах –
Война кроила землю под погост,
А из траншей бойцы в шинелях серых,
Бывало, поднимались в полный рост.

Теплушка с зябнущими стенами.
Закат. Я помню и сейчас,
Как мама долго и растерянно
Всё пересчитывала нас.

Поблескивая краской свежей,
На стенке катера стоят.
Их вешним светом солнце нежит,
Над ними облака парят.