Что может быть слов этих проще,
Вздыхал председатель в те дни:
– Не бык ты, Матрёна, не лошадь,
Не очень-то лямку тяни!..

Из рук не выпуская спиц,
Спешит старуха-мать
Побольше мягких рукавиц
Для мальчиков связать.

Где избы, где сараи, где овины?
Нет ничего… Лишь печь, кляня судьбу,
Среди бугристой выжженной равнины
Стоит, как шею, вытянув трубу.

Умер дед, без болезней и мýки,
Помню, тёплые лили дожди.
В первый раз успокоились руки
И уютно легли на груди.

Пульсирует, не умолкает строчка:
«Погибли в Европе наши поэты…»
На Одре, на Висле, на Влтаве…
Их привела сюда не туристическая путёвка

Зажженный войною, горел горизонт,
Пылали и скирды, и хаты.
Наш класс уходил добровольцем на фронт,
И нас провожали девчата.

В час, когда, оружье сжав руками,
Из мальчишек взрослыми мы стали,
Он, блестя новорожденной сталью,
На врага свое направил пламя.

…Да разве об этом расскажешь,
В какие ты годы жила!
Какая безмерная тяжесть
На женские плечи легла!..

Ровесники навечно юных,
Смерть повидавшие стократ,
Теперь на праздничных трибунах,
Как небожители, стоят.

Майскими короткими ночами,
Отгремев, закончились бои,
Где же вы теперь, друзья-однополчане,
Боевые спутники мои?

Я читаю отцовские письма.
Сорок пятого года они.
Как иссохшие блёклые листья,
Как сметённые временем дни.

Чуваш, мой друг, письмишко написал,
чтоб знали дорогие сердцу люди:
«Ваш сын Мирза живой… и скоро будет…»
Да только адрес мой не указал.

Из города уже был изгнан враг…
Еще дымились взорванные зданья,
И где-то близко – взрывов полыханье
И грохот нескончаемых атак.

Когда закончилась война,
В село вернулся инвалид.
Он сыну, другу моему,
Привёз свисток.

Голодные сороковые
Послевоенные года.
Я осознал тогда впервые,
Почём фунт лиха и беда...