Шипром,
табаком,
сапожным кремом
Ветер детства дальнего пропах.

Вокзал, и поезд без огней пыхтит,
Траншею роют, и стучит кирка.
Как близко смерть! Свет Млечного Пути
Так нежно льется к нам издалека…

Вновь из приплюснутой баклажки
Глотнув и вымолвив: «Живу!»,
Завхоз наш в клетчатой рубашке
Косил зелёную траву.

Я из тех, кто в детстве жил в присутствии
Смерти, взят войною на прицел.
Потому-то кажется: безумствами
Мировыми век переболел.

Я сидела скучала, книжку листала вяло.
Через форточку лился в комнату детский плач.
А по радио дикторша объявляла,
Как простую программу радиопередач...

Если б сердце плавилось от слез,
У меня б расплавилось оно.
Будь слезам дано смывать жилища,
Стала бы бездомною давно.

Наверно, родина – она творится с детства,
По крохам собирается в пути.
Её не получают, как наследство, –
Ты должен сам её себе найти.

Берлин. Весна. Развалины. Ограды.
На площадях сражения раскат.
На перекрестках улиц баррикады,
И в тупиках орудия стоят.

Дядя Коля – мужик весёлый
И распахнутый был мужик.
К прибауткам его в посёлке
Всякий житель давно привык.

– Стой! – сказал комбат, и упал батальон.
Ночь, как чёрный дым с четырёх сторон.
Тишина! На войне, словно гость, тишина.
А в родимом краю ждёт-пождёт жена

Ванечка, Васенька, Колюшка, Митя,
Где вы, родимые деточки, спитя?..
Где взять мне их, утешные слова,
Слова, что так похожи на молчанье?

Когда беспощадное пламя войны
Коснулось нежданно отчизны,
Её защищая достойно, сыны
В бой кинулись с риском для жизни.

Из глубины расейской,
Из отдалённых сфер
Возник тот, с виду сельский –
Три «Славы»! – кавалер.

Чёрный гром
раскололся над крышами.
И внезапно всё смолкло
вокруг...

Нет, на войне я не был,
Но матери погибших рыдали рядом,
Губы мне обжигало
Горящее небо...