Пусть счет моих годов
необратимый
течет во мне,
течет неотвратимо.

Про войну никогда не писал.
Не моё то, годами не вышел.
Как напишешь о том, что лишь слышал?
Лучше пишет, кто сам всё видал.

Шел головным торпедный катер, –
И берег, пушки наклоня,
Вдруг оживал, как дымный кратер
От извержения огня.

Я голову свою высоко нес,
Но вот пора настала ей склониться:
Едва я только «Здравствуй!» произнес,
Как слово «Хуш!»* должно произноситься.

На экране – бушующий вал,
На экране – война. И затих кинозал.
Бьются танки,
И в яростных вспышках огня

Старая рана заныла.
Утром в четыре часа
Встал он.
И вспомнил, что было...

Земля качалась, падали деревья,
Огонь плясал на взорванной броне.
Пылали словно факелы деревни,
И люди погибали на войне.

Она была моей любовью, скромница,
Я не успел назвать ее женой.
Забуду всё, а это будет помниться
И навсегда останется со мной.

А я боялся на войне,
Чтоб сонным в плен не захватили
И чтоб случайно не убили
От взвода где-то в стороне.

Всех, кого сумели, подобрали.
Без салюта, без речей, без слез
Схоронили, к берегу ногами,
На скале у раненых берез.

Скоро, скоро я домой поеду,
И земля закружится в окне.
И в купе какой-то непоседа
Заведет беседу о войне.

За разруху войну не простила.
И того не простила себе,
Что неюная глупая сила
Наследила в предсмертной судьбе.

Мужчины были на войне, –
Вели с врагами бой,
А каждый мальчик здесь, в тылу,
Трудился как большой.

Березовая тишина…
Березовая тишина,
Как парашют
На стропах, виснет.

Село, церквушка-голубятня,
Полнеба галочьего грая,
И босоногие ребята
В войну на кладбище играют.