Говорят, что посмертно тела наши станут землею.
Я поверить готов в немудреную эту молву.
Пусть я стану частицей земли, отвоеванной с бою,
Той земли, на которой сейчас я всем сердцем живу.

Мужчины – защитники с твёрдым умом,
Они за обиду пойдут в нападенье,
Но женщины – вот где сокрыто спасенье!
Пока он воюет, она держит дом.

Мы в двадцатые годы родились,
В тридцатые мы взрослели,
А в годы сороковые
Мы поняли,

Ранен я. И поседела
Голова. И кружит зной.
И березка, как сиделка,
Наклонилась надо мной.

В каком-то неуютном кинозале,
Когда вот-вот начнётся детектив,
Когда ещё конфетами шуршали,
Портфели на колени положив...

Он не писал с передовой,
она – совсем подросток –
звалась соломенной вдовой;
сперва – соломенной вдовой

Погиб… Какие письма он писал,
Как волновался о жене, о детях!
Как будто всё, что дома не сказал,
Спешил вместить в слова святые эти,

Вот печальный и ласковый склон,
Три старухи-берёзы белеют, горюя.
И роняет, клонясь над могилами, клён
На чугунные списки листву золотую.

Танки рушат дубы, подминают кусты,
В белоствольные рощи врываются с хода…
Пахнут дымом цветы, пахнут кровью цветы.
Это запах цветов сорок первого года.

Я костыли себе готовлю сам,
В бору березку постройнее выбрав…
А здорово досталось бы лесам,
Когда б в боях нас столько не погибло

Знать не могли мы ещё вчера,
Что дым боёв принесут ветра,
Слышишь, солдатская труба зовёт…
Вот и настал сегодня наш черёд.

Когда мы под самой Москвой
За землю свою погибали,
Тогда вы нам тем, что второй
Откроете фронт, помогали...

И выпало нам дивное богатство –
Всё, что любили, разом потерять,
И в чистом поле беженцами зваться,
И в тёплом пепле – родину искать.

Что было нажито трудами –
Дотла спалил пожар войны.
Огонь метался над садами,
И ветки яблонь увядали,
Нещадно им опалены.