Не на год, не на десять лет, – надолго
И с какой-то щемящей тоской
Я запомнил тяжелые надолбы
В сорок первом году под Москвой.

Как много нынче снега талого
По всей дороге развезло…
Я на попутке до Началово* –
Спешу в родимое село.

Как будто вновь – в проём оконный
Прогорклый дым далёких дней.
Послевоенные вагоны –
Начало памяти моей.

Любуюсь я цветком в углу платка,
Что вышит незнакомыми руками
И прислан мне на фронт издалека,
Как знак того, что нежность тыла – с нами.

Орловско-Курская дуга.
Траншеи. Брустверы крутые.
И здесь увидел я врага
Впервые.

Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они – кто старше, кто моложе –
Остались там, и не о том же речь,

Шёл первый год послевоенный,
И был ещё несытым он.
Я помню:
В Сатке немцев пленных
Работал целый батальон.

Называла пьяницей жена,
Горьким словом часто вспоминала.
Только в сердце дядькином жила
Песня, обожжённая металлом.

На шоссейном перекрестке
Хороводницы-березки
Шелком зелени шумят.
Их развесистые ели

Застрелили парня без вины
Там, где хлебы-соли подносили.
Через двадцать три после войны
Похоронки ходят по России.

Вешними заполонён цветами
Пригородный утренний перрон.
Песня, не затёртая с годами,
Закипает с четырёх сторон.

Пусть вороны гибель вещали
И кони топтали жнивье,
Мужскими считались вещами
Кольчуга, седло и копье.

Я трепетно читаю имена.
Вот сверстники.
Я здесь встречаюсь с ними.
Война, война!.. Оставила она

И какие ж красавицы на Руси росли!
Косы толстенные, в руку, почти до пят.
Ноги, не знавшие обуви, от росы красны.
Ситцы – излюбленный их наряд.

– Пришла к нам война. Был тогда я мальчишкой, –
Рассказывал дед нам за чаем негромко, –
Но знаю о битвах совсем не по книжкам,
По горю, что в хаты несли похоронки.