Пройдет война. Мы встретимся, быть может.
Как прежде, дым, синея, будет плыть.
Поговорим о том, что всех дороже:
О Родине, о славе, о любви.

Звучали стихи.
Целый вечер – стихи!
Читали их бывшие фронтовики.
Звенели медали...

И ночью огонь, и днем –
то рявкнет вдали, то ухнет,
поблизости кверху дном
суглинок взлетит – и рухнет.

В блиндаже по бревенчатым стенам уродливо мечутся тени,
Сжатый сплющенной гильзой, пугливо дрожит огонек.
В полутьме разложил я конверты
на сдвинутых тесно коленях

Смотрите на меня во все бинокли,
Расширьте изумленные глаза:
Я пережил осаду Севастополя,
Хоть не был в нем сто лет тому назад.

Мы слишком поздно молодыми стали,
мы слишком рано начали стареть.
«Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин»* –
нас научили в школьном хоре петь.

Упали с неба звёзды на погоны,
Комбриг заметил: «Лишние, не в счёт!
Штабист из наркомата обороны
все звёзды взял себе на подотчёт».

Я в ночь перед боем
Гляжу пред собою,
Пылится дорога – украинский шлях…
Встает предо мною

Отгремели грозные сраженья,
и с годами появилось кредо:
немцы одержали пораженье,
потерпели русские победу.

В январе сорок третьего
Он уехал на фронт,
Перед дальней дорогою
Мать обняв у ворот.

Мы родились в один из дней войны –
Нечаянно, не вовремя, некстати:
Как бы полка единого сыны,
В его одном-едином медсанбате.

Атака, атака – железное слово.
В огне грозовой небосклон.
И снится, и снится всё снова и снова
Ночной изнурительный сон.

Три дня мы в том месте кружили.
Три дня каруселил снег.
Напротив комендатуры
Во рву лежал человек.

Был груб к старшинам, к паникерам – лют.
А медсестра над гробом обмирала.
Гремел в строю винтовочный салют –
Солдаты хоронили генерала.

Ты дала мне первое дыханье,
Первый трепет, первый сердца стук.
И любовь, и всё свое вниманье,
И тепло, и нежность умных рук.