Мой первый враг! До гроба не забуду
Тот крючковатый палец у курка,
Белесых глаз осеннюю остуду
И застоялый запах чеснока.

Кто дал названье это,
В сознанье чьем всплыло?
Живет на белом свете
Солдатское село.

Бои, бои… Тяжелый шаг пехоты
На большаках, где шли вчера враги.
На бровку опершись, на переходе
Натягивает парень сапоги.

О чём думаешь, Великий стяг, сотканный
из дыма разбойных пожарищ, городов и деревень,
из горького плача поруганных жён и невест,
из стона бессилья безоружных солдат...

Про войну никогда не писал.
Не моё то, годами не вышел.
Как напишешь о том, что лишь слышал?
Лучше пишет, кто сам всё видал.

Как долго –
через всю Россию –
шли письма. Днём и по ночам.
А ты, девчонкой, разносила
их по дворам односельчан.

Вы просите, чтоб образ пули
Нарисовал я и пальбу.
В траве военного июля
Спит череп с дыркою во лбу.

А коль приснится старику война,
То в этом, люди, не его вина.
Для ветерана мировой войны
Есть тишина – и нету тишины…

Дед говорил, не горячась,
Слова с ленцой текли за мыслью;
Рука тянулась – от плеча
И вверх – к виску – беспалой кистью.

За овинами
Травы тминные.
Константиновна –
Косы длинные.

Мы ушли на заре, словно тени косые,
Под землей наши руки с корнями сплелись.
И не слышим мы – дождь ли идет по России
Или дымом сугробы в полях завились.

Над памятью не мыслю издеваться
И суесловных виршей не плету:
Припомнилась мне «форма № 20» –
Проверка наших тел на чистоту.

Хмуро дремлют вековые ели,
Затерялся след военных троп,
И уже заметен еле-еле
Весь оплывший, брошенный окоп.

А в нашей школе госпиталь теперь,
И классы стали называть – «палаты»,
Но каждый день мы снова входим в дверь,
Где нас встречают радостно солдаты.

Был бой как бой. Трещали автоматы,
И пулеметы лаяли, грозя загрызть,
И дальней артиллерии раскаты
Привычно отпевали чью-то жизнь.