Когда в окопах я лежал
Под градом вражьего металла,
Угрюмый лес вокруг стонал
И мне казалось, ты шептала

Мама писем ждала
От отца с войны –
Четыре тяжёлых года,
Четыре весны.

В порыве крутом и яром,
Радостно и крылато
Всходит огненным шаром
Солнце над Наровчатом*.

Где бойцы украдкой точат
Лезвие меча?
Лес – их дом. Им светит ночью
Месяц, как свеча.

Мне снился сон, и я во сне кричу:
У самолета отстрелили лопасть,
Всё кончено, я падаю, лечу
В разверзшуюся подо мною пропасть.

Что осталось, война, от тебя,
Что осталось?
От большого пожара земля
Отдышалась.

Зачаты мы новою, страшною правдой,
Когда, отступая, пехота ползла,
Обуглена, выбита схваткой неравной,
И первая жатва в полях полегла.

Дав слово не нарушить тишины,
Ползут по льду неслышно пластуны,
Им, как оружье верное, нужна
Дремучая ночная тишина.

Капель свисала с крыш,
Как бахрома
Со скатертей столов послевоенных,
Когда вторая мирная зима...

В огне бомбёжки,
В адском скрежете
Вдруг свет навек в глазах потух…
Так обострила тьма кромешная...

В день, когда на просторы
Свободной советской земли
Из германских пределов
Фашистские банды пришли,

Шли бойцы через село…
Что за пылью – лица, лики?
Шли без песен, без музы́ки.
Взводный мял окурок зло.

Беспощадной войной опаленный,
в Минусинск возвращаясь назад,
восемь суток на полке вагонной
не смыкал свои очи солдат;

Меня война пахать учила,
Как Мальчик-с-пальчик, так и я
Ходил за плугом чин по чину,
Пахал военные поля.

Я родился для песен в непесенный полдень России.
Тяжело дозревали намокшие в ливень хлеба.
И крестьянские вдовы в несжатых полях голосили
и ссыпали зерно в непроветренные погреба.