Видел я, как безногие
Пляшут в пыли,
Пляшут, в сторону кинув
Свои костыли.

Косыми линиями,
неровными линиями
На красных листках
мы флажки рисовали.

Когда кольцо сомкнулось оцепленья
И рядом раздалась чужая речь,
Когда почуял: жизнь не уберечь, –
Увидел он в последнее мгновенье

Где спят молодые ребята-годки́,
Где дождь над могилами капал,
Где мало улыбок и много тоски –
Там я плакал.

Живым укором для своей страны
Шли пленные по улицам Берлина.
Мать-немка у разрушенной стены –
Всё, что осталось ей после войны, –

Жила-была с бабкой Катей
соседка Полина –
стула повыше, пониже полатей,
на заплате заплата...

– Конец войны, и ты живой?
Ну как ты жив остался?
Где всю войну ты, милый мой,
От смерти-то спасался?

День был и страшным, и трудным,
В зное, в пыли деревенской –
За день сгоревшая Рудня –
Семьдесят верст от Смоленска.

И не было слова в печальном начале,
В июньскую передрассветную сонь.
И падали бомбы, и люди кричали, –
И не было слова. Был дым и огонь.

Брожу среди руин Рейхстага.
Под щебнем в мусоре бумага,
С гербом империи у края,
Бесшумно тлеет, догорая.

Февральские лужи – во льду, как в стекле,
Поземка метет по венгерской земле.
Слышна пулеметная скороговорка.
Железной походкой здесь битва прошла

Село будили властные приклады,
Овчарок лай. Свирепые пинки.
На станции седьмые сутки кряду
Людей шатали грузные мешки.

Он шел по болоту, не глядя назад,
Он бога не звал на подмогу,
Он просто работал как русский солдат
И выстроил эту дорогу.

На моих путях немеряной длины
О тебе мои мечты, надежды, сны…
«Догоняет зайца тот, кто не спешит»
Что ж, увидим… если я приду с войны.